§ 1. Общие закономерности и развитие международного инвестиционного права на современном этапе
Основными источниками регулирования любых иностранных инвестиций, в том числе и в сфере энергетики, в настоящее время являются двусторонние инвестиционные договоры (далее так
же — БИТ1), первым из которых стал договор о поощрении и защите иностранных инвестиций между Германией и Пакистаном 1959 г.
К 1987 г. БИТ было уже 265, в 1994 г. - около 800, в 1999 г. - 1857, в 2007 г. - более 2600. к концу 2011 г. число БИТ достигло 2833 (к ним можно добавить более 300 международных региональных, секторальных соглашений и договоров о свободной торговле и иных международных договоров, содержащих положения о защите инвестиций)[1][2][3]. Таким образом, на современном этапе БИТ стали системообразующим и доминирующим фактором в международном инвестиционном нраве.С середины 20-го века расширение географии применения БИТ происходило за счет увеличения числа государств (в основном из числа развивающихся стран и стран с переходной экономикой), заинтересованных в привлечении иностранного капитала и понимавших роль БИТ как средства такого привлечения. Кроме того, в начале 1990-х годов произошел массовый отказ стран Латинской Америки от доктрины Кальво’, в результате чего они также активно включились в процесс заключения инвестиционных договоров.
БИТ предложили инвесторам как материальные гарантии зашиты, в том числе благоприятные режимы осуществления инвестиционной деятельности, ограничения экспроприации, так и процессуальные гарантии осуществления их прав - в виде разрешения возникших споров с принимающим государством независимым международным арбитражем. Наличие в значительном числе БИТ так называемой «зонтичной оговорки» позволило инвесторам обжаловать в таком порядке не только нарушения принимающими инвестиции государствами самих БИТ, но и контрактов с конкретными
инвесторами, а равно принимаемые государствами—импортерами инвестиций меры общего характера.
Исключительная популярность БИТ была во многом вызвана как раз наличием в них процессуальных гарантий прав инвесторов. Помимо того, что инвестиционный арбитраж позволял инвесторам уйти из-под национальной юрисдикции (что было особенно важно в случае стран с неустоявшейся судебной системой, вызывавшей серьезные и небезосновательные опасения инвесторов вследствие «несовершенства судебной системы неспособности национальных судов выносить достаточно объективные и законные решения1»), к числу плюсов этого механизма относились сравнительно короткие сроки производства[4][5][6] и окончательность решений.
Значительная часть БИТ предусматривает в качестве одной из альтернатив рассмотрения споров арбитражные трибуналы в рамках Международного центра по разрешению инвестиционных споров', созданного на основании Вашингтонской конвенции 1965 г. (далее - Конвенция ИКСИД)[7]. Популярность И КС ИД обусловлена рядом факторов, втом числе удобством инфраструктуры обслуживания арбитражного разбирательства, исключительной эффективностью исполнения вынесенных арбитражными трибуналами решений, расширением юрисдикции арбитражей rationepersonaeза счет широкого толкования понятия иностранных инвестиций и зонтичных оговорок. ИКСИД. впервые принявший к производству и рассмотревший спор в 1972 г., по состоянию на 30 июня 2012 гола зарегистрировал 390 дел, при этом в настоящее время количество споров, основанных
на нормах международных инвестиционных договоров (в том числе Договора к Энергетической хартии и БИТ), многократно превышает количество споров, в основе которых лежат требования, вытекающие из инвестиционных контрактов1, при этом 38% всех зарегистрированных дел касаются проектов в сфере энергетики[8][9][10].
Вместе с тем, несмотря на количественное доминирование БИТ, в настоящее время можно отметить тенденцию регионализации международно-правового регулирования иностранных инвестиций'.
Отчасти это связано с провалом попыток разработать комплексное многостороннее соглашение по защите иностранных инвестиций — проект Конвенции о защите иностранной собственности[11] 1963 г., равно как и проект Многостороннего соглашения по инвестициям[12]1995 г. так и остались проектами. Во многом это объяснялось нежеланием государств связывать себя обязательными стандартами обращения с инвесторами, ограничивая, таким образом, свои полномочия по контролю в экономической сфере, что вылилось в невозможность согласовать единые стандарты. В частности, сложной задачей, поставленной разработчиками Соглашения 1995 года, было урегулировать в одном документе как вопросы зашиты инвестиций (т.е. вопросы, традиционно охватываемые инвестиционными договорами), так и вопросы допуска инвестиций (т.е. обязательства, возникающие на т.н. прсдинвсстиционной стадии и обычно не включаемые в БИТ). Помимо этого, сильный упор на либерализацию иностранных инвестиций и практически полное отсутствие норм, касающихся таких вопросов, как охрана труда, окружающей среды и пр., вызвали активную критику проектов со стороны развивающихся государств.
Еще одна попытка урегулировать вопросы инвестиций на многостороннем уровне предпринималась в рамках ВТО, во многом с подачи Европейского Союза1. Договоренность о начале переговоров по многостороннему инвестиционному соглашению была достигнута в 2001 году, однако до сих пор переговоры ни к чему не привели. Правопорядок ВТО, тем не менее, содержит ряд норм и институтов, распространяющихся на иностранные инвестиции либо потенциально пригодных для регулирования инвестиционных отношений. В этой связи следует отметить наличие в ГАТС ряда норм, регулирующих инвестиции, втом числе положения о нсдискриминационном режиме создания коммерческих представительств в иностранном государстве для целей оказания услуг; ТРИМС, содержащее запрет на применение каких-либо связанных с торговлей инвестиционных мер, не соответствующих положениям о национальном режиме, содержащимся в ГАТТ; ТРИПС, регулирующего вопросы инвестиций в сфере интеллектуальной собственности.
Обязательства по предоставлению национального режима и запрет введения количественных ограничений в рамках нрава ВТО корреспондируют обязательству по предоставлению иностранным инвесторам национального режима и запрету дискриминации (и, следовательно, ряду иных стандартов обращения, включающих такого рода положения) в международном инвестиционном праве. Все это свидетельствует о тесной связи торговых и инвестиционных вопросов, а также потенциальной возможности, отмечаемой рядом авторов, использования механизмов и моделей права ВТО для международного регулирования иностранных инвестиций на многостороннем уровне в будущем.В сложившейся на настоящий момент ситуации отсутствия всеобъемлющего многостороннего инструмента регулирования инвестиционных отношений уникальным многосторонним международным договором, посвященным регулированию исключительно вопросов, связанных с сотрудничеством государств в сфере энергетики, в том числе вопросов инвестирования, является Договор к Энергетической хартии (далее — ДЭХ).
Одной из основных целей ДЭХ, подписанного в 1994 и вступившею в силу в 1998 году-, было снизить «до минимума некоммерче- [13][14]
скис риски, связанные с инвестициями в энергетику»1. ДЭХ в части, касающейся регулирования иностранных инвестиций, построен идентично БИТ и содержит тот же «стандартный» пакет гарантий, рассмотрению которых посвящены параграфы 2 и 3 настоящей главы. В этой связи следует оговориться, что при рассмотрении далее в настоящей работе тех или иных механизмов зашиты иностранных инвесторов, предлагаемых международным инвестиционным правом, примеры БИТ и/или ДЭХ во многом взаимозаменяемы именно благодаря тому, что они построены на одних и тех же принципах и идеях и нередко аналогичны (если нс идентичны) в формулировках.
Тем нс менее, в целом ряде случаев ДЭХ для инвесторов значительно более интересен, чем БИТ, благодаря предельной широте формулировок ряда его положений. Гак, например, в ст.
1(7) ДЭХ дает одно из наиболее широких определений понятию «иностранный инвестор», что позволило арбитражным трибуналам в ряде дел признать юрисдикцию по спорам, инициированным акционерами, фактически являвшимися компаниями-оболочками (shell company), конечные собственники и выгодоприобретатели которых имели гражданство принимающего инвестиции государства[15][16][17][18]. Предельно широко ДЭХ формулирует и понятие «иностранная инвестиция», что не раз отмечалось арбитражными трибуналами. Так, в деле Kardassopoulos v. Georgia’ трибунал признал инвестицией косвенное владение акциями, ссылаясь на решение по делу Siemens AG v. Argentina[19], в котором было установлено, что. поскольку ДЭХ специально не оговаривает, каким должно быть владение акциями — примым или косвенным - и широко формулирует определения, требование об отсутствии посредников между инвестицией и конечным собственником ДЭХ не налагается. Рассматривая дела Yukos1, инвестиционный арбитраж признал инвестицией номинальное владение акциями, отметив, что ограничительное толкование ДЭХ не находит никакой поддержки в его тексте, который специально формулировался предельно широко-’. Благоприятные для инвесторов формулировки характерны и для статей ДЭХ, закрепляющих материальные гарантии, в том числе зонтичную оговорку, о чем будет говориться в следующих параграфах настоящей главы.
В последние десятилетия в число ключевых источников международного инвестиционного нрава вошли решения арбитражных трибуналов по инвестиционным спорам между инвесторами и принимающими государствами. Именно в таких решениях формируется и развивается инвестиционное право в его современном виде. Как отмечалось выше, число международных инвестиционных договоров в настоящее время чрезвычайно велико, но зачастую они являются лишь точкой отсчета, изменяющейся (зачастую — кардинально) практикой рассмотрения вытекающих из них споров.
Значительное увеличение числа споров, передаваемых на рассмотрение инвестиционным арбитражам, не находящимся между собой в какой-либо субординации, привело к появлению множества спорных и нередко противоречащих друг другу решений.
Уже нарицательным стал пример решений двух арбитражей по делу Lauder/ СМЕ. В рамках одних и тех же фактических обстоятельств арбитраж в Лондоне, рассматривая спор на основании БИТ между США и Чехией, не нашел в действиях чешских властей ничего, что нарушало бы права инвестора. Практически одновременно арбитраж в Стокгольме, созданный по заявлению голландской компании, через которую осуществлялись рассматриваемые американские инвестиции в Чехию, провел оценку л их же действии властей на соответствие БИТ между Нидерландами и Чехией и, усмотрев в них скрытую экспроприацию. обязал Чехию выплатить инвестору компенсацию [20][21]в размере 335 млн долл.1 Такого рода примеров в международном инвестиционном праве более чем достаточно.
Различные арбитражные трибуналы в своих решениях по-разному толкуют ключевые положения международного инвестиционного права, начиная с понятия «инвестиции» для установления юрисдикции по спору и заканчивая зонтичной оговоркой и положениями о режиме наибольшего благоприятствования. Крайне болезненным является вопрос о применении норм инвестиционных договоров к регулятивным мерам общего характера, принимаемым государствам и- импортерами инвестиций в общественных интересах, и о проведении разграничительной линии между мерами, которые влекут компенсацию инвесторам, и мерами, которые нс порождают такие последствия. В некотором смысле речь идет о праве государства принимать меры по регулированию своей экономики и о возможности инвестиционных трибуналов это право контролировать’. В этом отношении консолидированное мнение критиков инвестиционного арбитража можно представить следующей оценкой одного из исследователей: «Инвестиционные договоры, которые первоначально были направлены на уменьшение риска инвестирования за рубежом, сейчас превратились в инструмент, который используется для атаки на крайне широкий круг действий принимающего государства»’.
Целый ряд характеристик инвестиционного арбитража, которые раньше воспринимались как его однозначные преимущества, сейчас подвергаются критике. Так, например, конфиденциальность и возможность опубликования решения только с согласия спорящих сторон сегодня воспринимаются как препятствие на пути преодоления кризиса легитимности инвестиционного арбитража и создания [22][23]
целостной и непротиворечивой практики рассмотрения инвестиционных споров, так необходимой как инвесторам, так и государствам при разработке и согласовании условий БИТ и инвестиционных контрактов.
Примечательна следующая весьма точная и полемически хлесткая оценка этой стороны деятельности сегодняшнего международного инвестиционного арбитража: «Их заседания являются секретными. Их имена, как правило, неизвестны. Решения, которые они принимают, не подлежат обязательному опубликованию. Однако же способ, которым небольшая группа международных трибуналов разрешает споры между инвесторами и иностранными правительствами. приводит к отмене национальных законов, оспариванию решении национальных судов и изменению норм по охране окружающей среды»[24].
Окончательность выносимых инвестиционными арбитражами решений сегодня также больше не является однозначно привлекательным качеством и вносит свой вклад в имеющуюся правовую неопределенность при толковании целого ряда принципиальных вопросов двусторонних и многосторонних инвестиционных договоров (таких как понятие иностранных инвестиций, режим наибольшего благоприятствования, косвенная экспроприация). Среди возможных вариантов решения этой проблемы наиболее активно обсуждается идея создания постоянно действующего апелляционного органа для инвестиционных арбитражей по образу Апелляционного органа ВТО. Такой орган с постоянным составом арбитров мог бы рассматривать жалобы на решения инвестиционных арбитражей, при этом вынося решения по существу спора. В этом случае такой апелляционный орган был бы в состоянии устранять очевидные ошибки, вызванные толкованием норм международного публичного права инвестиционными арбитражами при рассмотрении различных споров, и создавать устоявшуюся и целостную арбитражную практику. Решения апелляционного органа обладали бы большей правовой обоснованностью (аргументированностью), с одной стороны, а с другой - принимались бы во внимание всеми иными международными инвестиционными арбитражами при вынесении решений по конкретным делам. Идея создания апелляционной палаты в ИКСИД активно обсуждалась в середине 2000-х гг., но не по
лучила поддержки большинства государств — участников Вашингтонской конвенции*.
Следствием этого стал своего рода кризис легитимности международного инвестиционного арбитража в глазах как инвесторов, так и государств, который выражается в отсутствии должной правовой определенности у спорящих сторон в отношении как юрисдикции арбитража по конкретному спору, так и результата рассмотрения дела по существу. По мнению ряда исследователей, в настоящее время можно говорить о проблеме «приватизации международного права» инвестиционными арбитрами[25][26][27].
В сочетании с весьма высокими суммами денежных компенсаций, которые присуждаются инвестиционными трибуналами, и еще более высокими требованиями, с которыми обращаются сами заявители’, сама оферта со стороны государства на арбитражное рассмотрение споров с инвесторами, содержащаяся в различных БИТ, стала рассматриваться как своего рода «выдача бланкового чека на предьявителя, который может быть предъявлен к оплате на неопределенную сумму в неопределенном будущем»[28]. Все эго привело к тому, что государства, оказавшись перед лицом многомиллионных требований инвесторов в ситуации крайней неопределенности в исходе арбитражного процесса ввиду отсутствия устоявшейся арбитражной практики, с одной стороны, и необходимостью прибегать к услугам крайне дорогостоящих арбитров и адвокатов - с другой, предпочитают решать такие споры путем заключения мирового соглашения с выплатой значительных отступных.
Перечисленные проблемы в полной мере ощутили на себе не только развивающиеся страны, которые выступали импортерами капитала в середине 20-го века, но и развитые государства, которые се-
годна вес чаще становятся ответчиками по инвестиционным спорам в рамках заключенных ими БИТ. В результате Австралия в своих соглашениях отказалась от инвестиционного арбитража как такового1. Часть латиноамериканских государств, национализировав ряд секторов экономики и оказавшись перед липом многочисленных обращений от пострадавших иностранных инвесторов в инвестиционный арбитраж, заявили в конце 2000-х годов о выходе из Конвенции иксид[29][30]
Вместе с тем выход из международных инвестиционных договоров или отказ от части предлагаемых ими концепций вследствие неудовлетворенности практикой их применения арбитражами является нс единственным и нс самым распространенным способом разрешения такого рода сложностей. Значительно чаше можно встретиться с пересмотром БИ Г (равно как и иных инвестиционных договоров, о чем будет говориться ниже в настоящей работе) государствами с целью уточнения ряда ключевых формулировок для исключения возможности их расширительного толкования арбитражами и выведения целого ряда своих действий из-под юрисдикции арбитражей, а также учета в новых соглашениях современной практики применения международными арбитражами концепций международного инвестиционного права, рассмотрению которых посвящены следующие параграфы настоящей работы.
Еще по теме § 1. Общие закономерности и развитие международного инвестиционного права на современном этапе:
- БЕСПЛАТНАЯ ЮРИДИЧЕСКАЯ ПОМОЩЬ АДВОКАТА: РЕТРОСПЕКТИВА, СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ, ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ
- 36. ФОРМЫ ВОЗДЕЙСТВИЯ ВНУТРИГОСУДАРСТВЕННОГО И МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА
- Инвестиционное право. Конспект лекций, 2013
- Бойков А.Д., Капинус Н.И.. Адвокатура России: Учебное пособие. - М.: Институт международного права и экономики имени А.С. Грибоедова. -2000. 376 с., 2000
- 34. ОТРАСЛИ СОВРЕМЕННОГО РОССИЙСКОГО ПРАВА, ИХ ХАРАКТЕРИСТИКА
- 17. 1 Характерные черты государственного управления и административного права в современный период
- Понятие, элементы криминалистической характеристики преступления, связи и закономерности. Особенности обстановки хищения путем мошенничества с использованием ценных бумаг
- Современное зарубежное избирательное право : монография / под ред. А.Г. Орлова, Е.А. Кремянской. Моск. гос. ин-т меж- дунар. отношений (ун-т) МИД России, каф. конст. права. — М. : МГИМО-Университет,2013. — 336 с., 2013
- § 2. Развитие организационно-правовых форм субъектоп торгового (предпринимательского) права в XVHI в. - середине XIX к.
- §1. Общие положения