СУБЪЕКТ И СУБЪЕКТИВНАЯ СТОРОНА НЕЗАКОННОГО БАНКРОТСТВА

Субъект и субъективная сторона наряду с объектом и объективной стороной также являются обязательными элементами состава преступле­ния. Они характеризуют лицо, совершившее общественно опасное деяние.

Обычно в теории уголовного права под субъектом преступления по­нимается совершившее его лицо, обладающее установленными уголовным законодательством признаками и, соответственно, способное нести уго­ловную ответственность.

В соответствии со статьей 19 УК РФ уголовной ответственности подлежит только вменяемое физическое лицо, достигшее возраста, уста­новленного Уголовным кодексом РФ.

Таким образом, можно выделить следующие критерии определения субъекта преступления.

Во-первых, это должно быть физическое лицо. Привлечение к уго­ловной ответственности юридических лиц Уголовным кодеком не преду­смотрено.^[46]

Во-вторых, оно должно достигнуть на момент совершения преступ­ления возраста, установленного для привлечения к уголовной ответствен­ности за совершение преступления. Так, частью 1 статьи 20 УК РФ преду­смотрено, что уголовной ответственности подлежит лицо, достигшее ко времени совершения преступления шестнадцатилетнего возраста. Часть 2 указанной статьи предусматривает привлечение к уголовной ответственно­сти с четырнадцатилетнего возраста за совершение некоторых преступле­ний.

В-третьих, лицо в момент совершения преступления должно быть вменяемым, те есть осознавать характер и общественную опасность своих действий. Категория вменяемости раскрыта в УК РФ через понятие невме­няемости: «Не подлежит уголовной ответственности лицо, которое во вре­мя совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии не­вменяемости, то есть не могло осознавать фактический характер и общест-

венную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психи­ческого расстройства, слабоумия либо иного болезненного состояния пси­хики» (ст.

Другими словами вменяемость означает такое состояние психики, при котором человек обладает свободой действия, т.е. может осознавать значение своих действий и руководить ими. Последние два обстоятельства в уголовном праве принято называть критериям вменяемости. Различают юридический (психологический) и медицинский (биологический) крите­рии вменяемости. Юридический критерий включает в себя интеллекту­альный элемент - возможность осознания лицом характера своих действий, и волевой элемент - способность руководить своими поступками, дейст­виями. Медицинский критерий указывает на причины возникновения юри­дического критерия невменяемости: 1) хроническое психическое заболева­ние, 2) временное психическое расстройство, 3) слабоумие, 4) иное болез­ненное состояние психики.^[47]

Следует также отметить, что для привлечения к уголовной ответст­венности за совершение некоторых преступлений лицо должно обладать также и дополнительными признаками (замещение должности, исполнение обязанностей, доступ к определенным сведениям и тому подобное). Ины­ми словами, речь идет о специальном субъекте преступления.

Применительно к рассматриваемому предмету речь следует вести именно о специальном субъекте преступления. Все субъекты преступле­ний, предусмотренных ст.ст. 195-197 УК РФ, относятся к категории специ­альных. Необходимо выделить следующие разновидности субъектов бан­кротских преступлений. Это физические вменяемые лица, являющиеся ру­ководителями юридических лиц (ч.2 ст. 195, ст.ст. 196,197 УК РФ), учреди­телем (участником) юридических лиц (ч.2 ст. 195, ст.ст. 196, 197 УК РФ), индивидуальным предпринимателем (ч.2. ст. 195, ст.ст. 196, 197 УК РФ). В то же время диспозиции ч.ч. 1 и 3 ст. 195 УК РФ не содержат указаний о субъектах преступлений. По нашему мнению, в число субъектов рассмат­риваемых преступлений следует включить также арбитражных управляю­щих в случаях, когда на них возложена функция руководителя юридиче­ского лица либо кредитной организации.

Как уже было ранее отмечено, в юридической литературе выделяют­ся романский, германский и смешанный подходы к вопросу субъекта пре­ступлений, связанных с несостоятельностью. Как видим, действующий УК РФ придерживается романской системы: субъектом банкротства являются только участники рыночных отношений.

Остановимся на характеристике данных субъектов преступлений бо­лее подробно.

Согласно ст. 2 Закона о банкротстве, руководитель должника пони­мается как единоличный исполнительный орган юридического лица или руководитель коллегиального исполнительного органа, а также иное лицо, осуществляющее в соответствии с федеральным законом деятельность от имени юридического лица без доверенности.

К руководителю коллегиального исполнительного органа юридиче­ского лица следует отнести генерального директора, директора, президента и т.д. К иным лицам нужно отнести, например, директора (генерального директора) государственного или муниципального унитарного предпри­ятия, так как у таких юридических лиц отсутствуют исполнительные и представительные органы. Директора таких организаций вправе действо­вать от имени унитарного предприятия без доверенности.

Не могут быть субъектами преступлений руководители казенных предприятий, учреждений, а также руководители политических партий и религиозных организаций, поскольку последние, согласно ст. 65 ГК РФ, и. 2 ст. 1 Закона о банкротстве, относятся к категории юридических лиц, ко­торые вообще не могут быть признаны несостоятельными и на них не рас­пространяется действие ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)».

При проведении процедуры банкротства центральной фигурой явля­ется арбитражный управляющий, наделенный широкими полномочиями, связанными с распоряжением имущества должника. Вместе с тем, законо­датель в качестве субъекта преступлений ст.ст. 195-197 УК РФ не включа­ет ни арбитражного управляющего (временного, административного, внешнего, конкурсного управляющих), ни, тем более, - членов советов ди­ректоров в качестве субъекта преступления.

Ввиду этого, необходимо предусмотреть уголовную ответственность для арбитражных управляющих, учитывая специфику возможных неза­конных действий при проведении процедур банкротства: наблюдения, фи­нансового оздоровления, внешнего управления и конкурсного производст­ва.

Между тем, встает вопрос, стоит ли арбитражного управляющего признавать самостоятельным субъектом преступления или можно рассмат­ривать его в качестве руководителя организации, учитывая, что в ходе осуществления, например, внешнего управления или конкурсного произ­водства к управляющему переходят все полномочия по управлению дела­ми должника, распоряжению имуществом, денежными средствами и т.д.

В юридической литературе существует несколько точек зрения по данной проблеме.

Как пишет Н.А. Лопашенко, - «конкурсный управляющий руководи­

те

телем организации - должника не является. Он назначается арбитражным судом не для выполнения функций исполнительного органа, а для прове­дения процедур банкротства и осуществления иных полномочий, установ­ленных Законом о банкротстве».^[48]

Иное мнение у И. Шишко, который предлагает рассматривать в ка­честве руководителя организации - должника внешнего и конкурсного управляющего, обосновывая это тем, что «им переходят все полномочия по управлению делами должника». Далее он продолжает: «временный управляющий руководителем организации должника не является. Введе­ние наблюдателя не влечет отстранение руководителя».^[49] При этом ссыла­ется на ст. 2 Закона о банкротстве, согласно которой руководитель органи­зации-должника понимается как единоличный исполнительный орган юридического лица, а также иные лица, осуществляющие в соответствии с федеральными законами деятельность от имени юридического лица без доверенности. Таким образом, - пишет И. Шишко, - для признания иных лиц руководителем необходимо, чтобы они действовали без доверенности и это вытекало именно из федерального законодательства.

Представляется, что точка зрения Н.А.

Кроме того, ссылка И. Шишко на то, что «никакие иные критерии отнесения к руководителям организации должника, включая цели их дея­тельности, ... не обозначены»^[50] также неосновательна. Он сам далее указы­вает, что «согласно ст. 69 Закона о банкротстве, полномочия руководителя переходят к внешнему управляющему», т.е. ссылается на цель деятельно­сти - осуществление полномочий руководителя. Следует заметить, что при назначении внешнего управляющего руководитель должника не увольня­ется, а отстраняется. При этом «отстранение не является основанием рас­торжения трудового договора».^[51] Таким образом, в период внешнего управ­ления руководитель должника имеется, но он не выполняет свои полномо­чия, предусмотренные трудовым договором.

Учитывая вышеизложенное, арбитражного управляющего нельзя

рассматривать в качестве руководителя должника.

Согласно ст. 20 Закона о банкротстве и постановления Правительст­ва РФ № 1544 от 25.12.98 г., утвердившего Положение о лицензировании деятельности физических лиц в качестве арбитражных управляющих, управляющий является индивидуальным предпринимателем и не может быть признан должностным лицом.

Невозможно привлечь арбитражных управляющих к уголовной от­ветственности по ст. 201 УК РФ (злоупотребление полномочиями), так как они не подпадают под понятие субъекта этого преступления - лица, вы­полняющего управленческие функции в коммерческой или иной организа­ции по специальному полномочию. Действительно, некоторые функции арбитражного управляющего относятся к организационно­распорядительным, к административно-хозяйственным, однако, его нельзя признать руководителем коммерческой или иной организации, выполняю­щим управленческие функции.

И, наконец, встает вопрос: следует ли арбитражного управляющего признавать самостоятельным субъектом преступления или его можно рас­сматривать в качестве индивидуального предпринимателя, уже указанного в диспозициях ст.ст. 195-197 УК РФ?

Предполагается, что индивидуальный предприниматель —это тоже должник, при наличии признаков его банкротства (ст. 195), создающий или увеличивающий свою неплатежеспособность (ст. 196), или объявляющий о своей несостоятельности (ст. 197). Признание индивидуального предпри­нимателя только как должника, на которого распространяется Закон о бан­кротстве, исключает возможность рассматривать арбитражного управ­ляющего в качестве субъекта преступления, указанного в диспозициях ст.ст. 195-197 УК РФ. Кроме того, на момент принятия УК РФ 1996 г. дей­ствовал старый Закон «О несостоятельности (банкротстве) предприятий» 1992 г., по которому арбитражный управляющий не являлся индивидуаль­ным предпринимателем. Согласно и. 4 ст. 12 Закона о банкротстве 1992 г., арбитражный управляющий должен был быть экономистом или юристом либо обладать опытом хозяйственной работы, а также не иметь судимо­стей. То есть, законодатель при конструировании ст.ст. 195-197 УК РФ не рассматривал в качестве субъекта преступлений арбитражного управляю­щего.

C другой стороны, в диспозициях ч. 1 ст. 195, а также ст. 196 УК РФ отсутствует прямое указание на то, что индивидуальный предприниматель - это только должник, на которого распространяет свое действие Закон о банкротстве.

Таким образом, неоднозначное толкование указанных диспозиций говорит все-таки о необходимости выделения арбитражных управляющих в качестве самостоятельного субъекта преступления, чтобы исключить двойственное понимание уголовно-правовых норм.

В последнее время в теории уголовного права развернулась дискус­сия о возможности привлечения к уголовной ответственности за соверше­ние экономических и некоторых других видов преступлений не только фи­зических, но и юридических лиц. Так, С.Г.Келина в качестве одного из ар­гументов в пользу данной позиции указывает на тяжесть последствий (размер вреда), причиненных общественно опасно деятельностью юриди­ческих лиц, трудность установить при этом конкретное виновное лицо, что приводит к объективному вменению, а также наличие административной ответственности юридических лиц в российском законодательстве.^[52]

По мнению Б.В.Волженкина, последние (юридические лица) могут нести ответственность за действия физических лиц, когда эти действия со­вершаются с ведома юридического лица или санкционированы в пользу юридического лица, субъектами, им уполномоченными.^[53] П.А. Светачев также считает необходимым ввести уголовную ответственность юридиче­ских лиц, в том числе за преступления, предусмотренные ст.ст. 195-197 УК РФ.^[54][55]

Противники установления уголовной ответственности юридических лиц (Н.Кузнецова, Г.Борзенков, Э.Тенчов, Е.Борисов) аргументируют свою позицию тем, что «уголовное право изначально основано на принципе личной виновной ответственности», а также тем, что «уголовное право не может предложить традиционные уголовно-правовые меры для примене-

4 ния к юридическим лицам».

В свою очередь, С.Г. Келина предлагает предусмотреть для юриди­ческого лица следующие меры уголовного наказания: штраф, запрещение заниматься определенной деятельностью, ликвидацию юридического лица и конфискацию имущества.^[56] Как полагает А.В.Игошин, данные меры нака­зания «с большим успехом можно применить в гражданско-правовом по­рядке, соответственно, уголовное право не может предложить никаких ре­альных санкций. Можно было бы, - продолжает А.В. Игошин, - установить уголовную ответственность юридического лица лишь в случае невозмож­ности установления и привлечения к ответственности конкретного физиче-

ского лица, совершившего преступление, организовавшего либо способст­вовавшего его совершению, однако последнее возможно при расследова­нии любого преступления».^[57]

«Первый вопрос, который при этом возникает: соответствует ли уго­ловная ответственность юридических лиц принципам личной и виновной ответственности? Очевидно, что не соответствует. Более же высокие штрафные санкции и возможность закрытия предприятия, о которых гово­рят как о достоинствах уголовной ответственности юридических лиц, вполне достижимы в ходе реализации гражданско-правовых санкций».^[58]

Еще одним обязательным признаком состава преступления является субъективная сторона. Она характеризует психическое отношение лица к совершаемому им общественно опасному деянию. Это внутренняя сторона преступления. Ее содержание составляют такие признаки как вина, мотив и цель. При этом вина является обязательным признаком субъективной стороны преступления.

Понятие вины включает ее психологическое, социально- политическое и уголовно-правовое содержание.

Первое состоит в том, что в ее основе находятся процессы, объек­тивно происходящие в психике людей (мышление, воля, эмоции).

Социально-политическое содержание вины базируется на матери­альном определении преступления как виновно совершенном обществен­но-опасном деянии, запрещенном уголовным законом под угрозой наказа­ния. Такое содержание заключается в том, что вина - это психическое от­ношение лица не к любым своим деяниям и их последствиям, а только к общественно опасным, запрещенным уголовным законом под угрозой на­казания, т.е. осуждаемым и порицаемым государством, поскольку они представляют опасность для общественных отношений, указанных в ч. 1 ст. 2 УК РФ. Совершая преступление, лицо виновно, т.е. умышленно или по неосторожности проявляет отрицательное отношение к социальным ценностям нашего общества, что осуждается государством.

Уголовно-правовое содержание вины характеризуется тем, что ее формы определены в УК РФ (ст.ст. 24-27), где отражена сущность психо­логического и социально-политического содержания вины, причем диффе­ренцировано, применительно к ее формам и видам.

В соответствии со ст. 24 УК РФ, виновным в преступлении призна­ется лицо, совершившее общественно опасное деяние умышленно или по неосторожности. При этом совершенным с прямым умыслом преступление

признается в случае, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность либо неизбежность на­ступления общественно опасных последствий, и желало их наступления (ч. 2 ст. 25 УК РФ). Преступление признается совершенным с косвенным умыслом, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность наступления общественно опас­ных последствий, не желало, но сознательно допускало эти последствия либо относилось к ним безразлично (ч. 3 ст. 25 УК РФ). Согласно ч.2 ст. 26 УК РФ, преступление признается совершенным по легкомыслию, если ли­цо предвидело возможность наступления общественно опасных последст­вий своих действий (бездействия), но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на предотвращение этих последствий. Совер­шенным по небрежности признается преступление, если лицо не предви­дело возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и преду­смотрительности должно было и могло предвидеть эти последствия (ч. 3 ст.36 УК РФ).

Таким образом, в конструкцию вины законодатель включил два эле­мента: интеллектуальный и волевой. Суть первого состоит в осознании ли­цом общественной опасности и уголовной противоправности совершаемо­го им деяния. Волевой элемент означает, что лицо желает или сознательно допускает наступление общественно опасных последствий либо относится к их наступлению безразлично или самонадеянно рассчитывает на их пре­дотвращение.

В целом значение субъективной стороны преступления состоит в следующем:

1) субъективная сторона преступления - обязательные элемент лю­бого состава преступления. Ее отсутствие исключает уголовную ответст­венность;

2) вина - обязательный признак субъективной стороны преступле­ния. При ее отсутствии нет ни субъективной стороны преступления, ни са­мого состава в целом;

3) установление субъективной стороны состава преступления, всех ее признаков, включенных в данный состав, - обязательное и необходимое условие правильной и обоснованной квалификации содеянного, отграни­чения одного преступления от другого;

4) точное установление субъективной стороны преступления являет­ся предпосылкой для индивидуализации наказания;

5) в целом установление субъективной стороны преступления явля­ется непременным условием обеспечения и укрепления законности.^[59]

Субъективная сторона преступления представляет собою отражение в сознании субъекта объективных признаков содеянного и характеризует отношение к ним субъекта.^[60] В составе преступления психическая деятель­ность лица в процессе совершения преступления характеризуется через со­вокупность предусмотренных уголовным законом признаков.

Субъективная сторона как элемент состава преступления включает в себя ряд признаков, один из которых - вина, является обязательным и при­сутствует в любом составе преступления. Согласно ст. 5 УК РФ, лицо под­лежит уголовной ответственности только за те общественно опасные дей­ствия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина. Другие признаки - мотив, цель, эмоции - факультативны, их установление необходимо лишь в случае, если они предусмотрены диспозицией конкретной статьи УК РФ.

В частности, состав преднамеренного банкротства в качестве обяза­тельного признака предусматривает мотив (личные интересы и интересы иных лиц), состав фиктивного банкротства - цель (введение в заблуждение кредиторов для получения отсрочки и рассрочки причитающихся кредито­рам платежей или скидки с долгов, а равно для неуплаты долгов).

Поскольку обязательным для всех без исключения преступлений, связанных с банкротством, является лишь вина, указанный признак и будет предметом нашего рассмотрения. Факультативные признаки будут затро­нуты лишь попутно, при раскрытии сущности вины в рассматриваемых преступлениях.

Законодательного определения вины УК РФ, как, впрочем, и ранее действовавшие на территории России уголовные кодексы, не содержит. Указанное понятие выработано теорией уголовного права, где под виной традиционно понимается психическое отношение лица к совершаемому им действию или бездействию и его последствиям, выражающееся в форме умысла или неосторожности.^[61] Таким образом, признанными теорией и ус­тановленными законом формами вины являются умысел, подразделяемый на прямой и косвенный, и неосторожность, включающая легкомыслие и

небрежность.

Относительно составов преступлений, связанных с банкротством, абсолютное большинство правоведов утверждают, что совершение таких деяний возможно только умышленно, не допуская неосторожной формы вины как признака конструкции указанных составов.^[62]

Однако в последнее время в уголовно-правовой литературе стали по­являться мнения о возможности двойной формы вины в преступлениях в сфере экономической деятельности (прямого умысла по отношению к дея­нию и неосторожности по отношению к последствиям),^[63] а также предло­жения о криминализации «неосторожного банкротства» - неосторожных действий предпринимателей, повлекших банкротство предприятия.^[64]

И. А. Клепицкий оказался наиболее непоследовательным в этом от­ношении. Заявляя, с одной стороны, что «всякий здравомыслящий пред­приниматель, начиная новое дело, предвидит реальную возможность не­удачи и, соответственно, с косвенным умыслом относится к несостоятель­ности» и обосновывая, тем самым, то, что «само по себе преднамеренное банкротство не представляет опасности и не может влечь уголовной ответ­ственности», он тут же сетует на «необычайный либерализм УК России», который «проявился в ненаказуемости неосторожного банкротства».^[65] Ме­жду тем, общепризнанно, что совершение преступления с неосторожной формой вины является значительно менее опасным, чем совершение ана­логичного деяния с косвенным умыслом.

Кроме того, ряд криминалистов допускают совершение неправомер­ных действий при банкротстве и в предвидении банкротства с неосторож­ной формой вины.^[66][67] Так, Л.Л. Кругликов, отталкиваясь от действующей ре­дакции ч. 2 ст. 24 УК РФ, допускает применительно к тем преступлениям, которые содержат материальный состав, в частности, к деяниям, причи­нившим крупный ущерб, тяжкие последствия, не только умышленное, но и 6 неосторожное отношение лица к наступлению результата.

Указание законодателем на умышленную форму вины в отношении

преднамеренного банкротства, а также на заведомость и специальные цели в диспозиции фиктивного банкротства исключает уголовную ответствен­ность за совершение данных деяний по неосторожности или с двумя фор­мами вины.

В диспозиции ч. 1 ст. 195 УК РФ прямо не предусмотрено какой- либо конкретной формы вины относительно деяний, составляющих соот­ветствующее общественно опасное посягательство.

В соответствии с ч. 2 ст. 24 УК РФ, деяние, совершенное только по неосторожности, признается преступлением лишь в случае, когда это спе­циально предусмотрено соответствующей статьей Особенной части УК РФ. Соответственно, если неосторожность в конкретной статье не указана, такое преступление может быть совершено как умышленно, так и по неос­торожности. Аналогично толкуя ст. 195 УК РФ, можно прийти к выводу, что указанной статьей уголовная ответственность установлена как за умышленное совершение неправомерных действий, так и за их совершение с неосторожной формой вины. Если же при определении субъективной стороны данного состава преступления исходить из установления форм вины отдельно по отношению к деянию и последствиям, как предполагают некоторые ученые,^[68] возможно утверждение, уже появившееся в науке уго­ловного права, о двух формах вины в данном преступлении.^[69]

Мы считаем неприемлемой позицию в отношении отдельного опре­деления форм и видов вины к деянию и последствиям в основном составе преступления, деяние в котором без наступления указанных в УК РФ по­следствий не признается уголовно-противоправным.

По нашему мнению, данное утверждение ошибочно и не соответст­вует не только закону (ст. 27 УК РФ), но и теории уголовного права. В ча­стности, П.С. Дагель указывал, что две формы вины допустимы только в тех материальных составах, где само деяние, независимо от наступившего по неосторожности последствия, представляет собой самостоятельное умышленное преступление.^[70]

Сами по себе неправомерные действия, описанные в диспозиции со­става преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 195 УК РФ, как и действия, описанные диспозициями ст.ст. 196 и 197 УК РФ, без наступления преду­смотренных УК РФ последствий преступлениями не являются, представ­ляя собой гражданско-правовые деликты и административные проступки,

ответственность за совершение которых предусмотрена, в частности, ст. 10 Закона о банкротстве 2002 г. и ст.ст. 14.12.,14.13. КоАП РФ. Вина лица от­носительно совершенных действий здесь - это вина гражданско-правовая и административная. Сама по себе, отдельно от субъективного отношения к причиненному ущербу, такая вина безразлична уголовному праву.

В таких составах форму и вид вины будет определять форму и вид вины и в отношении преступления в целом.

Утверждение о возможности, по мнению некоторых ученых, двух форм вины в составе указанного преступления, по сути, - попытка реани­мации понятия «смешанная вина», согласно которому, в составах преступ­лений с бланкетной диспозицией имеется две вины - умысел в отношении деяний, пределы осуществления которых предусмотрены нормативными актами других отраслей права, и неосторожность в отношении их вредных последствий.

Между тем, «в таких составах одно действие (бездействие) ... и одно последствие. Это простые, а не сложные составы преступлений»,^[71] никак не соответствующие конструкции состава преступления с двумя формами ви­ны, предусмотренной ст. 27 УК РФ. Как абсолютно верно отмечено в ли­тературе, две формы вины могут параллельно существовать только в ква­лифицированных составах преступлений, где умысел является конструк­тивным элементом основного состава, а неосторожность предусмотрена в отношении квалифицирующих последствий.^[72]

Однако в преступлениях, связанных с банкротством, последствия яв­ляются обязательным признаком, включенным в основной состав преступ­ления, поэтому о двух формах вины здесь не может быть и речи.

Вызывает сомнения и возможность привлечения к уголовной ответ­ственности за совершение преступления, предусмотренного в ч. 1 ст. 195 УК РФ, по неосторожности, а также предлагаемая рядом ученых необхо­димость криминализации такого деяния как неосторожное создание либо увеличение неплатежеспособности, повлекшее определенный ущерб (не­осторожное банкротство).

В обоснование указанной позиции, в частности И. А. Клепицкий, спрашивает: «разумно ли освобождать от всякой ответственности, напри­мер, коммерсанта, который разорит своих кредиторов в результате того, что растратит средства на беспроцентные ссуды своим приятелям и родст­венникам, или, напротив, выпустит ценные бумаги, содержащие явно не­выполнимые обязательства, если тот заявит, что по легкомыслию не созна­вал, что эти действия повлекут несостоятельность», тем более, что «неос­

торожное банкротство может причинить существенный вред как частным, так и общественным интересам»?^[73]

Разумеется, вред может быть причинен достаточно серьезный. Как абсолютно верно отмечает Б. Колб, «любое банкротство уже по определе­нию всегда влечет последствия в виде материального ущерба кредиторам ..., поскольку активы банкрота, как правило, не могут покрыть всех дол­гов, в связи с чем и установлено правило очередности оплаты долгов».^[74]Однако, для минимизации ущерба и восстановления справедливости суще­ствуют определенные гражданским законодательством процедуры бан­кротства, а также предусмотренная Законом о банкротстве 2002 г. возмож­ность привлечения к гражданско-правовой ответственности должников, причинивших кредиторам убытки вследствие неисполнения своих обяза­тельств, причем, по общему правилу, такая ответственность наступает не­зависимо от наличия вины (п. 3 ст. 401 ГК РФ). Так, согласно п. 4 ст. 10 Закона о банкротстве, в случае банкротства должника по вине учредителей (участников) должника, собственника имущества должника - унитарного предприятия или иных лиц, в том числе по вине руководителя должника, которые имеют право давать обязательные для должника указания или имеют возможность иным образом определять его действия, на учредите­лей (участников) должника или иных лиц в случае недостаточности иму­щества должника может быть возложена субсидиарная ответственность по его обязательствам.

Кроме того, само по себе заявление недобросовестного коммерсанта о том, что он не сознавал, что его действия повлекут несостоятельность, не только не свидетельствует о наличии у данного лица легкомысленного от­ношения к совершаемому преступлению, но и не обязательно для органов следствия и суда, которые, в соответствии с УПК РФ, оценивают доказа­тельства по своему внутреннему убеждению, основанному на всесторон­нем, полном и объективном рассмотрении всех обстоятельств дела в их со­вокупности, причем никакое доказательство не имеет для указанных орга­нов заранее установленной силы.

Приведенные же И. А. Клепицким примеры действий, повлекших «якобы по неосторожности» несостоятельность, на наш взгляд, больше свидетельствуют, как минимум, о косвенном умысле в отношении послед­ствий, нежели о легкомыслии. Вряд ли можно согласиться, что, осуществ­ляя такую деятельность, соответствующий коммерсант реально рассчиты­вал на то, что ему удастся избежать банкротства и, как следствие, убытков, скорее относился безразлично к таким последствиям, действуя недобросо­вестно и неразумно, что противоречит смыслу гражданских правоотноше-

ний и принципам осуществления предпринимательской деятельности.

Предпринимательская деятельность, в соответствии с предусмотрен­ным ч. 3 и. 1 ст. 2 ГК РФ определением, предполагает риск при ее осуще­ствлении, а также направленность на систематическое получение прибыли своими обязательными признаками. Риск - это вероятность ущерба (убыт­ка, неудачи) вследствие неопределенности результата. Предприниматель­ский риск, присущий любому виду предпринимательской деятельности, характеризуется сочетанием возможностей как нежелательных, так и особо благоприятных отклонений от запланированного результата, возможно­стью достижения успеха или постижения неудачи.^[75]Однако, при осуществ­лении предпринимательской деятельности хозяйствующий субъект стара­ется минимизировать риск, являющийся, таким образом, неотъемлемым спутником предпринимательства, на основании использования прошлого опыта, своих знаний, резюмируя добросовестность и разумность ведения дел своими контрагентами. Следовательно, начиная новое дело, всякий здравомыслящий предприниматель предвидит, поскольку эта деятельность рисковая, абстрактную возможность неудачи, однако, рассчитывая на свои силы и знания, стремится к получению прибыли в результате своей дея­тельности, относясь таким образом к возможным неудачам, в том числе к своей несостоятельности, используя уголовно-правовую терминологию, C неосторожной формой вины в виде легкомыслия.

Действительно, если лицо все-таки начинает осуществлять предпри­нимательскую деятельность, активно не желая наступления вредных по­следствий, рассчитывая на различные факторы и силы, способные с его точки зрения, предотвратить их, значит, оно не допускает возможности причинения ущерба в данном конкретном случае; «этот расчет делает воз­можность наступления последствий в сознании субъекта абстрактной».^[76]

Несостоятельность субъекта в случае ведения им дел добросовестно и разумно, не преследуя цель неправомерного обогащения за счет обмана контрагентов, возникает в основном как раз из-за того, что расчет его ока­зывается недостаточно обоснованным, точным, не учитываются все об­стоятельства, влияющие на изменение экономической ситуации в данном регионе. Однако, в силу изначально присущего данной деятельности рис­ка, полностью такие обстоятельства объективно не могут быть предусмот­рены и учтены при ее осуществлении, тем более в условиях российской экономики, подверженной резким спадам.

Таким образом, если использовать уголовно-правовую терминоло­гию, легкомыслие, свойственное предпринимательской деятельности, яв­

ляется ее сущностным признаком. Поэтому криминализация неосторожно­го создания или увеличения неплатежеспособности означала бы одновре­менную криминализацию самой предпринимательской деятельности.

Исходя из изложенного, мы считаем, что в нормах, предусмотренных ст.ст. 195-197 УК РФ, уголовная ответственность установлена только за умышленное совершение соответствующих преступлений. В криминали­зации неосторожного банкротства, на наш взгляд, не только нет необходи­мости, более того, ее осуществление автоматически нарушит конституци­онный принцип свободы предпринимательской деятельности.

В случае совершения определенных действий, предусмотренных диспозициями составов преступлений, связанных с банкротством, и по­влекших несостоятельность должника и, соответственно, крупный ущерб кредиторов, таких, например, как совершение рискованных сделок, выдача необеспеченных кредитов, произведение необоснованных расходов, кото­рые, по мнению А. Тимербулатова, совершаются с неосторожной формой вины,^[77] правоохранительным органам необходимо, на наш взгляд, в каждом конкретном случае выяснять мотивы совершения указанных деяний (тем более, что согласно УПК РФ, мотивы преступления подлежат обязатель­ному установлению и доказыванию по каждому уголовному делу), субъек­тивное отношение соответствующих субъектов к наступившим последст­виям, и, в случае выявления направленности совершенных действий не на добросовестное и разумное ведение предпринимательской деятельности и получение в результате этого обоснованной прибыли, а на неоснователь­ное обогащение в результате обмана кредиторов и безразличного отноше­ния к наступившим у них убыткам, либо расчета на их случайное предот­вращение (свидетельствующее уже о косвенном умысле), возбуждать уго­ловные дела и привлекать виновных к ответственности по ст. 196 УК РФ.

Еще одним вопросом в рамках определения вины в отношении пре­ступлений, связанных с банкротством, неоднозначно решаемым в литера­туре, является вопрос о конкретизации вида умысла применительно к ука­занным преступлениям. Иными словами, возможен ли косвенный умысел при совершении деяний, ответственность за которые установлена ст.ст. 195-197 УК РФ.

По этому вопросу можно выделить следующие позиции.

1) По мнению Б.В. Волженкина, П.С. Янн, В.П. Верина, Б.М. Леон­тьева все преступления, связанные с банкротством, могут быть совершены как с прямым, так и с косвенным умыслом.^[78]

2) И.В. Шишко, Г.Н.Хлупина, Э.С. Тенчов, В.С. Устинов считают, что совершение неправомерных действий, предусмотренных ст. 195 УК РФ, возможно и с прямым, и с косвенным умыслом, преднамеренного и фиктивного банкротства - только с прямым.^[79]

3) Т.В. Пинкевич, В.Е. Мельникова, Б.В. Яцеленко, Г.П. Новоселов, Т.Ю. Погосян, Н.А Лопашенко полагают, что неправомерным действиям при банкротстве и преднамеренному банкротству присущ как прямой, так и косвенный умысел, а фиктивному банкротству - только прямой умысел.^[80]

4) По утверждению Г.М. Спирина, А.Э. Жалинского, О.Ф. Шишова, Н.Н. Ветрова, Ю.И. Ляпунова, И.Ю. Михалева все рассматриваемые пре­ступления совершаются только с прямым умыслом.^[81][82]

Говоря о том, что для преступлений, предусмотренных ст.ст. 195-197 УК РФ, может быть характерен лишь прямой умысел, И.Ю. Михалев, ссы­лаясь, в частности, на И.А. Клепицкого, определяет субъективное отноше­ние лица к негативным последствиям, характеризующим коммерческий риск, не иначе, как косвенный умысел. По его мнению, лицо предвидит возможность наступления негативных последствий, не желает, но созна­тельно допускает их. Соответственно, указанный автор делает вывод, что при таком подходе каждое из действий субъектов предпринимательской деятельности, повлекшее несостоятельность, обречено на признание уго-

4 ловно наказуемым.

Между тем, по нашему мнению, и И.Ю. Михалев, и И.А. Клепицкий ошиблись в оценке психического отношения субъекта предприниматель­ской деятельности к негативным экономическим последствиям: такое от­ношение, используя уголовно-правовую терминологию, необходимо рас­сматривать как легкомыслие, поскольку хозяйствующий субъект, осущест­вляя предпринимательскую деятельность, лишь абстрактно предвидит возможность наступления негативных последствий такой деятельности, в том числе банкротство и причинение убытков кредиторам, и рассчитывает на реально существующие факторы, способные, по его мнению, предот­вратить их наступление, в частности, - свои силы, знания и так далее. Ука­занные признаки как раз отличают легкомыслие, как вид неосторожности,

от косвенного умысла, на что неоднократно указывалось в литературе.^[83]Так, И.М. Тяжкова отмечает, что расчет на конкретные обстоятельства су­щественно отличает легкомыслие от косвенного умысла, при котором та­кой расчет отсутствует, т.е. субъект сознательно допускает наступление вредных последствий, не рассчитывает их предотвратить.

Таким образом, отношение к наступившим последствиям с косвен­ным умыслом вполне нормально согласуется с принципом свободы пред­принимательства, провозглашенным ст. 34 Конституции РФ, и не делает каждое из действий субъектов предпринимательской деятельности, по­влекшее несостоятельность, уголовно наказуемым.

По общему правилу, конструкция составов преступлений, связанных с банкротством, в качестве материальных предполагает возможность со­вершения их как с прямым, так и с косвенным умыслом.

В отношении неправомерных действий при банкротстве, предусмот­ренных ч. 1 ст. 195 УК РФ, возможность совершения их с косвенным умыслом, полагаем доказана. Однако ч. 2 ст. 195, ст.ст. 196 и 197 УК РФ, содержат обязательные признаки, наличие которых традиционно призна­валось в литературе показателями возможности только прямого умысла в отношении соответствующих деяний.

Так, И.М. Тяжкова отмечает, что в соответствии с устоявшимся в теории и практике мнением указание законодателя в статье Особенной части на мотив и цель преступления означает, что это преступление может быть совершено только с прямым умыслом. По мнению П.С. Дагеля, в преступлениях с косвенным умыслом нельзя отыскать мотив, так как по­следствия этого преступления «не вытекают из мотива действий виновно­го, не определяются этими мотивами».

Мы считаем, что это не совсем так, во всяком случае, применительно к преступлениям, связанным с банкротством. Да, ч. 2 ст. 195 УК РФ гово­рит о заведомости, ст. 196 УК РФ предусматривает обязательное наличие мотива, ст. 197 УК РФ - цель. Однако все эти признаки относятся, по на­шему мнению, только к соответствующим деяниям, что не исключает кос­венного умысла в отношении последствий.

К примеру, что желает субъект, выполняя объективную сторону преднамеренного банкротства? Полагаем, признания банкротом юридиче­ского лица или предпринимателя. Именно создание и увеличение неплате­жеспособности он совершает в личных интересах или интересах других лиц, что не мешает ему безразлично относиться к ущербу, который, в ко­нечном счете, будет причинен кредиторам. Это последствие для него не

главное.

Аналогичная ситуация с фиктивным банкротством. Подавая заявле­ние должника в арбитражный суд, лицо преследует предусмотренную дис­позицией указанной статьи цель - введение в заблуждение кредиторов, од­нако, это не означает, что такое лицо автоматически желает того, чтобы кредиторам был причинен крупный ущерб.

Соответственно, мы считаем, что все преступления, связанные с бан­кротством, возможны как с прямым, так и с косвенным умыслом.

Анализ уголовного законодательства об ответственности за преступ­ления, связанные с банкротством, свидетельствуют, что уголовная ответст­венность установлена только за их умышленное совершение, т.е. субъек­тивную сторону преступлений, предусмотренных ст.ст. 195-197 УК РФ, характеризует вина только в форме прямого умысла. При этом мотивом являются личные интересы руководителя юридического лица, индивиду­ального предпринимателя или интересы иных лиц, основными из которых, как показало наше исследование, являлись: уклонение от уплаты долгов кредиторам (83,6%), подавление конкурентов (2,9%) и иные (13,5%), а це­лью - причинение вреда кредиторам или иным лицам.

Необходимо также отметить, что УК РФ содержит ряд составов преступ­лений, смежных с преступлениями, связанных с несостоятельностью, в частно­сти, в разделе УШ «Преступления в сфере экономики». К ним, на наш взгляд, могут быть отнесены следующие: мошенничество (ст. 159), причинение имуще­ственного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием (ст. 165), лже- предпринимательство (ст. 173), злостное уклонение от погашения кредитной задолженности (ст. 177), злоупотребление полномочиями (ст. 201).

Данные преступления могут сопутствовать совершению преступного банкротства, поэтому необходимо рассмотреть основные признаки разгра­ничения вышеуказанных преступлений и преступлений, связанных с несо­стоятельностью: неправомерные действия при банкротстве, преднамерен­ное банкротство и фиктивное банкротство.

Преступления, связанные с банкротством, схожи, прежде всего, с мошенничеством (ст. 159 УК РФ).

Исследователи уже обращали внимание на то, что разграничение данных преступлений определяет более общую проблему: является ли пре­ступное банкротство хищением или нет.

Вопросом отграничения мошенничества от преступного банкротства занимались и дореволюционные, и современные ученые-криминалисты.

Как в дореволюционный период, так и в настоящее время мнения ученых разделились: одни (А.А. Лохвицкий, Л.В. Григорьева, И.А. Кле- пицкий) рассматривают преступное банкротство как своеобразный вид или форму хищения, другие - (И.Я. Фойницкий, П.А. Светачев, В. Лимонов) -

как самостоятельное преступление.

Так, еще в 1867 г. А.А. Лохвицкий рассматривал банкротство как «своеобразный вид мошенничества».^[84] При этом И.Я. Фойницкий согла­шался, что банкротство имеет много общих черт с мошенничеством: «здесь, как и там, предполагается обман, направленный на обольщение по­терпевшего; этот обман имеет целью причинить имущественный ущерб другому лицу к выгоде виновного, для чего последний там и здесь зло­употребляет чужою распознавательною способностью, предлагая ей лжи­вые фактические основы». Однако, И.Я. Фойницкий указывал и на отличи­тельные признаки: «В мошенничестве обман направляется на похищение, т.е. на приобретение имущества, которого до того момента виновный не имел; между тем как банкрот распоряжается своим имуществом, подверга­ясь наказанию только за то, что он противозаконным способом уклоняется от исполнения лежащих на нем обязанностей относительно кредиторов. Мошенничество есть один из видов преступного взятия, похищение чужо­го имущества, чего не представляет собой банкротство».^[85]

В настоящее время, Л.В. Григорьева считает, что «умышленное бан­кротство, по сути, является специальной формой хищения в виде мошен­ничества».^[86]

Для того, чтобы уяснить: является ли преступное банкротство само­стоятельным преступлением или одной из форм мошенничества, необхо­димо провести анализ данных составов преступлений.

Мошенничество имеет схожие признаки с преступным банкротст­вом. При совершении данных преступлений предполагается обман, кото­рый может выражаться в ложном утверждении о том, что не соответствует действительности, либо в умышленном умолчании о фактах, сообщение которых было обязательно, и т.д. При совершении данных преступлений другим лицам причиняется имущественный ущерб.

Рассмотрим признаки, которые позволяют разграничить вышепере­численные преступления.

Мошенничество относится к преступлениям против собственности, тогда как преступления, связанные с несостоятельностью, - к преступлени­ям в сфере экономической деятельности. Предметом мошенничества явля­ется чужое имущество.^[87] При неправомерных действиях при банкротстве имущество не является чужим (сокрытие имущества, передача имущества,

отчуждение имущества и т.д.). Если преступление совершается руководи­телем организации, то имущество - не чужое, оно принадлежит самой ор­ганизации, а руководитель осуществляет им распоряжение на вполне за­конных основаниях. А при совершении преступления индивидуальным предпринимателем имущество вообще принадлежит ему на праве собст­венности. И, наконец, если при мошенничестве предмет преступления со­ставляет только чужое имущество (право на имущество), то в случае не­правомерных действий при банкротстве - не только имущество, но и иму­щественные обязательства, сведения об имуществе, о его размере, место­нахождении либо иной информации об имуществе, а также бухгалтерские и иные учетные документы, отражающие экономическую деятельность.

Если при совершении мошенничества обман или злоупотребление доверием направлены на завладение имуществом, то при совершении не­правомерных действий обман направлен не на завладение имуществом (имуществом руководитель или индивидуальный предприниматель давно располагают), а, наоборот, на «избавление» от имущества (сокрытие, пере­дача имущества и т.д.), для того, чтобы кредиторы не получили причи­тающиеся им денежные средства от реализации конкурсной массы долж­ника.

При мошенничестве ущерб причиняется собственнику или иному владельцу имущества, а при неправомерных действиях при банкротстве ущерб причиняется кредиторам, которые прав собственности на имущест­во не имеют, а обладают правом требования получить сумму из имущества должника.

Согласно ст. 159 УК РФ, ущерб может быть только имущественный, тогда как ст.ст. 195-197 УК РФ указывают, что ущерб может быть не толь­ко имущественный, но и иной.

Кроме того преступления, предусмотренные ст. ст. 195-197 УК РФ, в отличие от ст. 159 УК РФ, совершаются при наличии определенной обста­новки: при наличии признаков банкротства

Совершенно справедливо указывает В. Лимонов, что «вопрос об от­граничении мошенничества от указанных преступлений возникает тогда, когда специальный субъект обращает в свою пользу или пользу других лиц чужое имущество посредством представляющих собой обман действий, описанных в диспозициях ч. 1 и 2 ст. 195, ст.ст. 196 или 197 УК РФ».^[88] И далее добавляет «такое деяние содержит признаки мошенничества, если чужое имущество обращено в пользу виновного или других лиц и умысел на это возник до совершения обмана, состоящего в неправомерных дейст­виях при банкротстве, преднамеренном банкротстве или фиктивном бан­

кротстве». Представляется, что критерием разграничения мошенничества от неправомерных действиях при банкротстве будет являться следующее обстоятельство: «норма о мошенничестве требует наличия умысла на вла­дение имуществом или приобретении права на него уже в момент осуще­ствления действий, повлекших передачу этого имущества виновному».^[89]

Следует отметить, что при совершении преступлений, предусмот­ренных ст. ст. 195-197 УК РФ, виновные не преследуют, в отличие от пре­ступления, предусмотренного ст. 159 УК РФ, корыстной цели.

При совершении мошенничества субъект преступления общий, тогда как при совершении неправомерных действий при банкротстве, преднаме­ренного или фиктивного банкротства субъект только специальный: руко­водитель - должника, индивидуальный предприниматель.

Следующим преступлением, от которого необходимо отличать не­правомерные действия при банкротстве, преднамеренное и фиктивное бан­кротство, является причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотреблением доверием (ст. 165 УК РФ).

Как при совершении мошенничества, так и при совершении преступ­ления, предусмотренного ст. 165 УК РФ, применяется один и тот же спо­соб совершения преступления - обман или злоупотребление доверием. Однако, «существенное различие этих преступлений состоит в том, что при мошенничестве обман или злоупотребление доверием используется как способ завладения имуществом, находящимся во владении (фондах) собственника. При совершении же анализируемого преступления обман или злоупотребление доверием исключают поступление во владение (фон­ды) собственника должного (имущества, денег и т.п.). В результате таких действий собственнику причиняется ущерб в виде так называемой упу­щенной имущественной выгоды».^[90]

О том, что преступления, связанные с банкротством, не являются са­мостоятельным преступлением, а подпадают под признаки ст. 165 УК РФ, писал П.С. Яни, указывая, что «ложное банкротство» охватывается соста­вом причинения имущественного ущерба собственнику путем обмана или злоупотребления доверием при отсутствии признаков хищения». Действи­тельно, и в первом, и во втором случае определенные лица не получают денежную сумму, имущество, которые им должны поступить.

В то же время при совершении преступления, предусмотренного ст. 165 УК РФ, ущерб причиняется собственнику или иному владельцу иму­щества, а также ущерб должен быть имущественный, тогда как при совер­шении преступлений, связанных с банкротством, во-первых, ущерб причи­няется не собственнику или владельцу, а кредиторам (кредиторам не при­

надлежит на праве собственности имущество должника: юридического или физического лица, а принадлежит лишь право требования на денежную сумму из конкурсной массы должника), а, во-вторых, ущерб может быть не только имущественный, но и организационный, массовое банкротство и т.д.

И, если при совершении деяния, предусмотренного ст. 165 УК РФ, виновный преследует корыстную цель - извлечь для себя материальную выгоду, то при совершении деяний, предусмотренных ст.ст. 195-197 УК РФ, виновные преследуют не корыстную, а иные цели.

Другим преступлением, от которого следует отличать преступления, связанные с банкротством, является лжепредпринимательство (ст. 173 УК РФ).

Вопрос об отграничении лжепредпринимательства от указанных преступлений возникает тогда, когда специальный субъект создает ком­мерческую организацию без намерения осуществлять предприниматель­скую или банковскую деятельность, имеет целью получение кредитов, ос­вобождение от налогов, извлечение иной имущественной выгоды. Такое деяние содержит признаки лжепредпринимательства, если умысел на по­лучение имущественной выгоды таким образом возник до создания ком­мерческой организации.

Действительно, на практике бывают случаи, когда создается органи­зация только для того, чтобы привлечь кредиты, а затем обанкротиться. В большинстве случаев это отмечается в банковской сфере - массовое бан­кротство банков и других кредитных учреждений, основная деятельность которых направлена на аккумуляцию денежных средств граждан (ОАО «МММ», ОАО «Чара» и т.д.).

Ввиду этого Л.В. Григорьева отмечает, что «возникновение новых норм в УК мотивируется необходимостью поставить заслон на пути созда­ния разного рода предпринимательских организаций, которые, получив кредит, прекращают свое существование в результате заранее запланиро­ванного банкротства, поскольку организаторы подобных акций при умелой маскировке своих действий остаются безнаказанными».^[91]

При совершении незаконного банкротства руководители, наоборот, имеют намерение осуществлять предпринимательскую деятельность, од­нако, зная, что организация неплатежеспособна или не может полностью погасить кредиторскую задолженность, совершают неправомерные дейст­вия по сокрытию, передаче имущества и т.д., чтобы освободиться от упла­ты налогов, денежных сумм кредиторам.

Преступления, связанные с несостоятельностью, следует отграничи­вать и от злостного уклонения от погашения кредиторской задолженности

(ст. 177 УКРФ).

«Уклонение заемщика (руководителя организации или гражданина) от погашения кредиторской задолженности имеет место при наличии при­знаков, указанные в ст. 177 УК РФ,: 1) вступившего в силу судебного акта, устанавливающего права кредитора на погашение такой задолженности; 2) злостности уклонения, что проявляется, главным образом, в отказе долж­ника выполнить предписание судебного пристава о добровольном испол­нении соответствующего судебного решения; 3) крупного размера креди­торской задолженности, определенного в применении к этой статье (для задолженности гражданина - суммы, превышающей пятьсот минимальных размеров оплаты труда; для задолженности организаций - суммы, превы­шающей две тысячи пятьсот минимальных размеров оплаты труда). Спо­соб уклонения (открытое, совершенное при помощи обмана или злоупот­ребления доверием и др.) не имеет значения для квалификации содеянного по этой статье УК».^[92]

Во-первых, сфера применения данной статьи - исполнение судебных решений между должником и кредитором, регулируемая Федеральным за­коном РФ «Об исполнительном производстве» 1997 г. Тогда как отноше­ния между должником и кредитором при совершении преступлений, пре­дусмотренных ст.ст. 195-197 УК РФ, регулируются Законом о банкротстве и иными нормативными актами в области законодательства о банкротстве. Во-вторых, ст. 177 УК РФ регулирует отношения по уклонению должника от индивидуального удовлетворения требований кредитора, права которо­го обязательно установлены решением суда. В ч. 2 ст. 195 УК РФ преду­смотрен запрет на удовлетворение требований кредитора несостоятельным должником. При этом требования кредитора не обязательно должны быть установлены решением суда. Для признания кредитором согласно Закону о банкротстве достаточно договора и акта сверки. В-третьих, при соверше­нии преступления, предусмотренного ст. 177 УК РФ, должник уклоняется от погашения кредиторской задолженности, тогда как спектр действий при совершении неправомерных действий при банкротстве, преднамеренного и фиктивного банкротства иной - сокрытие имущества, создание или увели­чение неплатежеспособности и т.д.

Неправомерные действия при банкротстве (ст. 195 Уголовного ко­декса Российской Федерации) и преднамеренное банкротство (ст. 196 Уго­ловного кодекса Российской Федерации) имеют определенное сходство со ст. 201 Уголовного кодекса Российской Федерации «Злоупотребление пол­номочиями». Главным признаком разграничения составов преступлений, предусмотренных ст. ст. 195, 201 Уголовного кодекса Российской Федера-

ции, сходство которых заключается в том, что в обоих случаях речь идет о снижении эффективности деятельности организации, когда действия руко­водителя подрывают ее платежеспособность, то их отличие заключается в различном характере действий виновного и наступающих в результате их совершения последствий.

Таким образом, преступления, связанные с несостоятельностью, яв­ляются самостоятельным видом преступления и не относятся к специаль­ной форме хищения или злоупотребления полномочиями. При этом, ряд таких противоправных деяний, как мошенничество, лжепредприниматель- ство и некоторые другие могут сопутствовать совершению преступного банкротства.

2.3.